|
Страх - естественная реакция человека на смертельную опасность. Негативная роль страха в бою хорошо известна и поэтому желание воина не испытывать страха - быть бесстрашным - вполне объяснимо.
Однако 'короткий' путь к бесстрашию, а главное его последствия весьма прискорбны. Самые распространенные 'прививки от страха' - химическая и психическая 'анестезия' (наркотики, фанатизм, боевые трансы) - калечат душу воина, дурманят его разум. Насиль-ственно уничтожая страх, человек утрачивает нечто такое, что, собственно, и отличает его от зверя: способность и потреб-ность сочувствовать, сопереживать, сострадать. Ведь нарко-ман не станет сотрудничать и не будет содействовать, ему не нужны соратники. Фанатик не захочет созидать, он жаждет толь-ко разрушать. Язычнику мало совершить поступок, он желает вершить судьбами. Такое бесстрашие и бессовестность в чем-то очень близки.
И тем не менее решение идти или не идти в бой под 'наркозом' остается личным выбором каждого. Те же, для кого не-вменяемость наркомана, слепота фанатика и лютость язычни-ка одинаково неприемлемы, имеют право знать, существует ли реальная альтернатива 'анестезии' страха?
Пренебрежение опасностью не свойственно человеку, оно противоестественно. Более того, переживание угрозы - ско-рее сильная сторона нашей природы, чем ее изъян. В процес-се выживания человека, как биологического вида, страх игра-ет важную роль, являясь, по существу, пусковой кнопкой, переводящей психику в состояние готовности, катализатором, ускоряющим протекание физиологических процессов. Поэто-му должно не подавлять страх, а преодолевать его негативные последствия.
Итак, альтернатива искусственной 'блокаде' страха существует. Это - обуздание в себе животного начала, победа над инстинктом самосохранения.
Какие же для этого нужны силы? Что укрепляет бойца в его решимости подняться из окопа, ударить в штыки, броситься врукопашную? Ответ известен: нравственные силы помогают
человеку сделать осознанный шаг на встречу смерти. Но достаточно ли этого шага для победы?
В поиске ответа на этот вопрос обратимся к типичной картине эволюции воина. Новобранец, попав в мясорубку боевых действий, каждую секунду, каждое мгновение тяжело и мучи-тельно борется с парализующим волю желанием спрятаться, уклониться от схватки, выйти из боя. Здесь даже самая малая победа дается ценой невероятных усилий, предельным напря-жением всех нравственных сил. Вместе с тем, раз за разом превозмогая дурноту и слабость, подавляя тошноту и позы-вы, сдерживая дрожь и судороги, новобранец идет в бой, ос-ваивает ратное дело, учится воевать, но... только если выжи-вает. Ясно, что боец рефлексирующий, скованный своими комплексами, подавленный собственной немощью - легкая добыча для противника.
А вот счастливчик, сумевший выжить в первых боях, получает шанс продолжить свое воинское взросление. Растущая опытность и премудрости 'науки побеждать' могут со време-нем начать 'работать' на бойца. И тогда на ниве ратной иску-шенности многократно преодоленный, поверженный и побеж-денный ужас новобранца погибает, чтобы дать жизнь опасливости, настороженности, осмотрительности зрелого воина. Так в сражениях, пройдя сквозь боль и смерть, переступив через желание во что бы то ни стало выжить, боец может выра-сти в неустрашимого воина. Однако стихийное рождение не-устрашимости - редчайший случай, исключение, которое лишний раз подтверждает правило: страх изощряет способ-ность к выживанию, в то время как истинный воин, если пона-добится, сложит голову за доверенное ему дело.
Очевидно, риск гибели, своего рода выбраковки в 'естественном отборе' первых боев, слишком велик. Когда же дело касается собственной жизни, как-то не очень хочется полагать-ся на волю случая. Лучше бы этого избежать, но как?
В поисках ответа на этот непростой вопрос позволим себе небольшое отступление.
Природный кристалл рождается в стихии катаклизма. В ут-робе матушки-Земли его комкает и мнет чудовищное давление, обдает испепеляющим жаром раскаленная магма. Планета корчится в родовых судорогах. Тектонические плиты гро-моздятся и дыбятся в страшной сшибке. Разломы земной коры изрыгают потоки лавы, выдыхают ядовитые пары. Неистовые ураганы, яростные тайфуны и огромные волны разбуженного океана довершают картину этой глобальной катастрофы. Но вот... новорожденный кристалл уже нежится в теплых пеленах глубинных Земных пластов. Чтобы извлечь его на свет и поста-вить себе на службу, люди раздвигают горы, вскрывают гран-диозные разрезы, просеивают сквозь пальцы тонны породы. И счастье, если кристалл будет найден, - чаще 'младенец' оказывается в отвале. Но даже если (о, удача!) заветный ка-мень попал в руки, малейшее замутнение, трещина или вкрап-ление делают находку практически бесполезной.
Эта апокалипсическая картина, конечно, гиперболизирует процесс спонтанного рождения 'бойцов-самородков', но суть его отражает верно. В гибельной стихии битв, сквозь страх и боль, чудесным образом, вопреки здравому смыслу, пробивается редкая поросль счастливчиков, случайно обретших 'природный кристалл' боевого опыта.
Но кристалл можно вырастить и в лаборатории.
А что если и воина готовить так, чтобы еще в мирное вре-мя заложить у него основу неустрашимости - сформиро-вать 'ядро' будущего боевого опыта? Фундаментом такой подготовки могло бы стать понимание того, что боевой опыт - явление целостное и цельное - не делимое на со-ставляющие; что боевой опыт не просто сумма умений, сно-ровок, ухваток; что его не получишь 'арифметическим' сло-жением разнородных навыков. Хотя, по всей видимости, это очевидно не для всех. Порой кажется, что идеологи традиционного подхода к боевой подготовке воспринимают сло-ва классика как руководство к действию: и вот, знай себе, учат понемногу '...чему-нибудь и как-нибудь' (ускоренному передвижению, преодолению препятствий, стрельбе, мета-нию гранат, переносу тяжестей, рукопашному бою), рассчи-тывая, видимо, на то, что в критический момент схватки нуж-ный навык 'окажется под рукой'. Однако боевая действи-тельность не раз опровергала подобные взгляды, и эти оп-ровержения писаны кровью.
При организации боевой подготовки нужно во что бы то ни стало избежать соблазна обучать новобранцев исключительно решению 'насущных задач' боя, необходимо подняться над сиюминутными потребностями боевых действий, чтобы по-знать законы вооруженной борьбы. Только это поможет оста-новить конвейер по производству 'воинов-спортсменов' и позволит создать питательную среду для рождения бойцов, готовых принять кровавое крещение войной и стать неустра-шимыми воинами.
Не отягощая книгу подробностями подхода, называемого эмпириогенным, следует тем не менее отметить, что опыт, в том числе и боевой, при этом трактуется как результат синтеза процесса и итогов удачных и неудачных попыток решения реальных за-дач. Такому подходу глубоко чужда 'игра в солдатики' - вся-кая 'оберточная' имитация боевых действий. Во главе угла стоит не реалистичность, а непременно реальность учебных задач. В противном случае вместо опыта деятельности рож-дается игровой, 'сценический' опыт.
Что же нужно для того, чтобы сформировать 'ядро' будущего боевого опыта? Ответ известен: питательная среда и центр кристаллизации.
Центр кристаллизации - это двигательная основа деятельности, особая телесная пластика, способная реализовать и связать между собой самые разные ратные действия, объеди-нить их в единый, универсальный двигательный комплекс. 'Ци-вилизованный' человек утратил свою первородную пластику, разменял ее на множество спортивных, хореографических, строевых приемов, стилей и школ. Но она может быть восста-новлена. Как, какими средствами? Именно об этом все даль-нейшее повествование.
Другая сложнейшая задача эмпириогенезиса - создание питательной среды для кристаллизации 'ядра' будущего боевого опыта. Ясно, что традиционное моделирование боя смыс-ла не имеет - сымитировать смертельную опасность невоз-можно. Где же выход?
В технике, при разработке особо ответственных узлов, приборов или механизмов конструкторы намеренно вводят в проект избыточность полезных качеств. Рассчитав устройство на практически невероятные режимы эксплуатации, они, тем са-мым, гарантируют его безотказное функционирование в ре-альных условиях.
Это и есть аналог одной из главных методологических идей эмпириогенезиса: коль скоро условия боя вне боевых действий принципиально невоспроизводимы, комплексное воздействие реальных угрожающих факторов нужно заменить избы-точной информационной и двигательной сложностью учебных заданий. Разноплановые, многомерные, пересыщенные нео-жиданностями учебные ситуации должны вводить стрелка в пограничное состояние, подводить его вплотную к стрессу. Именно в таком состоянии, когда выполнение задания требу-ет от человека крайнего напряжения и предельной мобилиза-ции, начинают интенсивно работать механизмы адаптации. В такие моменты боец, как губка, по каплям впитывает сущност-ную, глубинную, родовую влагу боевого предания. Только так зарождается, кристаллизуется, взращивается 'ядро' будуще-го боевого опыта. И тогда...
Первые, самые тяжелые для каждого новобранца, боевые эпизоды уже не загоняют его в ступор, не ломают психику, не калечат душу. Бой воспринимается им иначе: да, угроза вели-ка, но она 'видна'; да, опасность реальна, но известны 'прави-ла безопасности'. Страх поначалу еще появляется, но это не парализующий ужас смерти, это, скорее, опасение за работоспособность новых боевых сноровок, еще не опробованных, не проверенных в деле. Такой страх не подавляет, не угнетает, а возбуждает, стимулирует, активизирует. Становление неуст-рашимости уже не 'отдается на откуп' стихийному накопле-нию опыта боевых действий, напротив, 'ядро' методично и целенаправленно достраивается, наращивается, подвергает-ся огранке и, в итоге, превращается в реальный боевой опыт.
Но это еще не все. Оказывается, эмпириогенезис открывает путь к подлинному бесстрашию. Сформированное, со-зревшее 'ядро' будущего боевого опыта, как 'горчичное зер-но', хранит в себе особый 'генетический код' развития -своего рода программу взращивания 'плода' непобедимо-сти. Так что, изощряя в битвах свою ратную искушенность, обретая опытность, воин нередко перерастает неустраши-мость и становится бесстрашным. На Руси такие воины испо-кон века звались 'охотниками'. О них слагались легенды, а их ратными подвигами жило боевое предание русского воин-ства. Бесстрашие 'охотника' имеет совершенно иную, неже-ли 'анестезия' страха, природу. Его ратное мастерство столь велико, что он фактически непобедим. Чего ему опасаться, а уж тем более бояться, если бой ведется 'под его диктовку'? Переживание схватки 'охотником' характеризуется совер-шенно особыми категориями: потребность, влечение, пред-вкушение, стремление, охота, воодушевление, рвение, укро-щение, торжество. 'Охотник' выделяется из грозного строя неустрашимых бойцов не храбростью, а мужеством и отвагой; не безрассудством, а лихостью и удалью; не лютой яростью, а охотничьим азартом. Вся его походная жизнь пронизана боевой поэзией...
Но '...тесны врата и узок путь' к подлинному бесстрашию. Принцип: 'учить войска тому, что необходимо на войне', как слепой слепого, ведет в тупик 'естественного отбора'. Только выполняя учебные задания невероятной для боевой действи-тельности сложности, можно обрести существенно больше, чем заурядный набор 'полезных навыков' - 'ядро' боевого опыта. То есть учиться не для того, чтобы делать, но чтобы не допустить.
Что это означает в контексте стрелковой подготовки к ближнему бою?
В первую очередь - объемность учебных заданий. Слово 'объемность' выбрано намеренно, в противопоставление линейности традиционных условий стрелкового тренинга. Сюда относится и пространственная распределенность целей, и на-ложение времени их предъявления (скрытия), и направленное противодействие среды.
Немаловажную роль играет смысловое наполнение заданий. Бессмысленная стрельба 'по кругам' на количество вы-битых очков сокрушает всякие боевые сноровки; полезно толь-ко осмысленное решение огневой задачи с оценкой: выпол-нил, не выполнил. Но для этого необходимо исключить из стрел-кового тренинга однозначную ясность упражнений (именно отсюда произрастают типовые варианты), должно существо-вать множество допустимых решений.
И последнее. Для активизации адаптационных механизмов человека категорически необходимы предельное напряжение всех сил и концентрация всех ресурсов его организма. Рождение опыта, как, впрочем, любое рождение, не бывает без мук. Вывести стрелка на грань возможного, подвести к краю мыс-лимого, дать вкусить безысходности - вот сверхзадача на-ставника.
Существует только одно средство, позволяющее практически беспредельно и, при этом, не лукавя, наращивать сложность стрелкового тренинга: схватка с несколькими противниками - групповой бой.
Воин, готовый к ведению группового боя, все прочие обстоятельства боевой действительности воспринимает как уп-рощение своей задачи. Боец, обученный 'видеть ситуацию в объеме', без труда разрешит любой 'линейный' конфликт. Специалист, который ориентируется в 'многомерной' проблеме, легко проникнет в любую ее проекцию. Словом, групповой бой аккумулирует в себе неисчерпаемый потенциал для твор-ческого осмысления и богатейший запас методологических принципов и закономерностей построения 'ядра' боевого опыта. Без стрелкового тренинга, построенного на этом фун-даменте, нет пути к подлинному бесстрашию.
Жуковский, Ковалев, Петров "Пистолет в ближнем бою"(Глава)
Источник:http://www.pistoletchik.ru/
|
.
